Беседа с сотрудниками СибРО 26 января 1995 г.

Начались катаклизмы. Многие останутся, успеют переселиться в безопасные места. Уйдут не все, конечно. Как сказано, «уйдут негодные», «мудро решается план Новой расы». Но как они уйдут? Кто-то предполагал, что будут рядом гореть и в пепел превращаться. А может быть, они живут в тех странах, где катаклизмы могут их убрать. Мне очень жаль культуру этих стран. Конечно, всё записано в Акаше — пластической субстанции, и мы там сможем увидеть все произведения искусства, потому что там всё запечатлевается. Но всё-таки жаль. Я не думаю, чтобы у нас очень трясло, всё-таки Север, Сибирь, Новосибирск...

У нас будет очень красиво*. Башня духа. Мы спланируем новое здание, там будут и конференц-зал, и галерея, выставки. Будут кабинеты, посвящённые всем членам семьи Рерихов, все будем работать. Всё будет красиво. «Не было такой волшебной сказки, как сложенная ступень!» (Беспредельность, 311). Такая ступень создана, что мы себе даже представить не можем, насколько это будет хорошо. Может быть, это будет на Алтае, в центре мировой культуры. Всё, что здесь, потом будет там, мы и Алтай — это одно. «Нас Красота сопровождала и никому не отдала». Никому! Этим и держимся.

Мы видим, сколько людей к нам примыкают, сколько тянутся из других Обществ. Ведь это всё результат именно внешней деятельности, которая подкреплена внутренней работой. Если бы внутренней не было... Читать и читать надо всё время. Уже завтра едут за «Гранями», скоро мы получим 5-й том. Каждый том, даже каждая Запись — это богатство!

Б.А. Данилов, видимо, очень доволен, что к «круглому столу» успеет. Какой героический труд, это подвиг. И никто лучше меня не знает, что он делает, потому что никто рукописи не видел, кроме меня. Это потрясающе — чтобы их расшифровать, переписать аккуратным почерком в блокнотик и дать машинистке, и потом сколько ещё работы, но главное — переписать. И всё-таки иногда встречается в скобках многоточие, это значит — ни он, ни я не смогли расшифровать слово. Мы боялись, конечно, что-то самодеятельно делать. Иногда я догадывалась, что, может быть, Борис Николаевич так бы сказал, но очень утверждать я боялась, только иногда по смыслу было совершенно явно. Борис Андреевич считает, что он для этого труда воплотился, ни для чего другого.

Восстановление дома**. Дом — это терафим, нужно, чтобы он был. Я каждый день о нём молюсь, как бы беру его в руки, представляю и отдаю Владыке. Этот дом я помню по фотографиям и представляю его с мемориальной доской. Отдать его мысленно, ведь всё, что мы отдаём Владыке, всё растёт, «как сад лучший». «Всё, что вы обращаете ко Мне», весь ваш труд, когда вы отдаёте Учителю, то он произрастает, как сад лучший, поэтому всем, кто помнит этот дом, надо отчётливо передавать его в руки Учителю, потому что тьма разбушевалась.

Мне позвонил <...>, он говорит, что столкнулся с массовым одержанием. Вдруг, когда в типографии был решающий этап работы, весь коллектив словно сошёл с ума. Он приводил разумные доводы, но его совершенно не слышали. Я сказала ему: «Это в Учении указано как характерная стадия одержания, когда вы одержимому можете самые разумные вещи говорить, а он ничего понимать не будет. Человек просто в возбуждении; когда в себя придёт он, может быть, поймёт и разберётся. Надо вспомнить и всё время повторять про себя Имя Учителя». Он говорит, что ещё никогда не был лицом к лицу с таким массовым беснованием.

 * Разговор шёл о создании центра-музея в Новосибирске.

** Дом В.С. Атаманова в с. Верхний Уймон, где в 1926 году останавливалась экспедиция Н.К. Рериха.